Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874 год, апрель
Миша откинулся на скамью экипажа и приказал ехать на Сергиевскую улицу к дому, где располагалась Пожарная команда. Задержались только на мосту через Екатерининский канал, у телеги, перегородившей дорогу, отвалилось колесо, но бородатые мужчины, видимо приехавшие из деревни, торговать, довольно шустро все сладили и экипаж, в котором сидел Жуков, продолжил путь.
Расплатившись с извозчиком, Миша направился к дворнику дома господина Ромолова, резонно решив, что вначале необходимо поговорить с теми, кто мог наверняка видеть молодого человека в тёмном пальто.
Дворник мел и без того чистый тротуар. Тёмная борода с седыми полосками двигалась в такт голове. Чтобы не было утомительно выполнять работу, мужчина подпевал себе.
– Здравствуй, – Миша остановился напротив дворника, который поднял голову и прищурился. Солнечные лучи ударили по глазам.
– Здравия желаю, Ваше, – дворник ладонью прикрыл лоб и наклонил голову, чтобы лучше видеть господина, прервавшего работу, – Благородие.
– Скажи, Фёдор, – Иван Дмитрич хорошо подготовил Жукова, снабдив не только адресами, именами, но и обрисовал всех, с кем пришлось беседовать штабс—капитану, – каждый день метёшь у дома?
– Так точно, – дворник не выказал удивления, что незнакомец знает его имя.
– Значит, видишь все, что происходит по соседству с домом?
– Извините, а вы кто такой будете?
– Я – агент сыскной полиции, – сказал Миша, скрестив руки.
– Не сочтите за недоверие, но можно краешком глаза на жетон ваш посмотреть?
– Недоверчивый ты, Фёдор!
– Так, всякое бывает, – отозвался дворник и, прищурив глаз, сказал, – вот намедни один такой, – спохватился и быстро проговорил, – я не про вас, на соседней улице крутился, а ночью в квартиру господина Силькина залезли. Теперь Ваську пристав в подозрении держит.
– Ты говори, да не заговаривайся, – вспыхнул Миша. – я тебе не кто—то, а агент сыскной полиции Михаил Силантьевич Жуков.
– Ежели так, – протянул дворник.
– Все замечаешь?
– Не без этого.
– И конечно, всех квартирантов знаешь?
– Оно так.
– Николая Алексеевича Реброва?
– Конечно, – дворник насторожился.
– Племянников его знаешь?
– И их тоже.
– Значит, знаешь Сергея Мякотина?
– Видел.
– Что о нем можешь поведать?
– Дак, – лицо дворника обрело сконфуженный вид и он поправил на голове лёгкую шапку, – молодой больно, я ж слежу, чтоб не набедокурили, что мне? Уходит тихо, приходит тенью, вона может Катька, что скажет, и пояснил, – служанка Николая Алексеевича.
– С ней я тоже поговорю, но что про Сергея Мякотина расскажешь? С кем дружен? Кто к нему приходил? Может, кто спрашивал?
– Дак, что рассказывать, – Фёдор пригладил бороду вокруг рта, – тихий он, бывает не часто, но по нескольку дней. С кем приходил? Дпк, я его всегда одного видел, мимо меня никто бы не прошмыгнул. Хозяин, господин Ромолов, с меня бы шкуру за такие дела снял.
– Что строг?
– Ясное дело, говорю, шкуру снимет.
– Скажи, когда ты Мякотина в последний раз видел?
– Я говорил, – дворник прикусил язык, хотя тот, первый, тоже сыскной агент, но ведь сказал, никому не слова, поправился, – я говорю, почитай с четвёртого апреля я молодого барчука и не видел.
– Четвёртого с утра, вечером, когда?
– Нет, часов восемь было.
– Как час узнал?
– Дак, рядом, – Фёдор удивился вопросу и махнул в сторону рукой, – Спасо—Преображенский собор, вот по колокольному звону время и узнаю.
– Значит, в восемь, – и Жуков посмотрел в сторону, в которую махнул рукой дворник, – никого с ним не видел?
– Я же сказал, что нет.
– Может, кто его ждал?
– Нет, – скривился Фёдор, словно от зубной боли, – нет, нет, постой, – панибратски произнёс дворник, но потом опомнился и искоса посмотрел на сыскного агента, заметил ли тот его оплошность, – как же я сразу не вспомнил.
– Давай, давай.
– На том углу, – он указал на дом, который занимала Пожарная команда, – ждал его кто—то.
– Кто?
– Почём я знаю? – вырвалось у дворника, он снова искоса взглянул на сыскного агента, боясь нервической вспышки, какие были обыденным делом у господина Ромолова.
– У тебя глаз намётанный, – подбодрил Фёдора Жуков, не обращая внимания на дерзкие слова, – все подмечаешь, вспоминай, – настаивал Миша.
– В пальто был, – начал Фёдор и замолк.
– Ну, это не новость, каждый второй ходит.
– Мне почудилось, что пальто с чужого плеча.
– Отчего?
– И длинно слишком уж было, и плечами велико.
– Так, так, а может и хозяина пальто успел рассмотреть.
– Ростом с Мякотина будет, белобрысый, – дворник наморщил лоб, припоминая, – далеко он стоял, так что его толком не рассмотрел.
– Усы, родинки, шрамы, наконец, – подстёгивал память Фёдора Жуков.
– Ваше Благородие, далеко было, лица не помню.
– Волосы, как причёсаны, были?
– Уши закрывали и пробор вот так, – дворник показал на своей голове с левой стороны.
– На ногах что было?
– Вот этого я не приметил.
– На голове что надето было?
– Дак, он с непокрытой головой стоял, от этого я цвет волос и разглядел, а шапку там или фуражку? Может, он в руках держал? Так я не заметил.
– Понятно, а незнакомец в одиночестве Мякотина ожидал?
– Да, – после некоторой задумчивости нерешительно произнёс дворник.
– Да или? – Настаивал Жуков.
– На углу стоял один, а далее, – передёрнул плечами Фёдор, – кто знает?
– Ранее ты этого молодого человека не замечал?
Дворник посмотрел на угол дома Пожарной команды.
– Пожалуй, нет.
– Значит никто Сергея Мякотина не спрашивал?
– Никто.
– Четвёртого в квартире Венедикта не было?
– Венедикта? – На лице появилось удивлённое выражение, словно хотел спросить, что за птица такая, Венедикт?
– Брат Сергея.
– А, – протянул Фёдор, – нет, его не видел, да он так редко бывает, что я и имя запамятовал.
– Хорошо, теперь скажи, случаем господин Касьянов не появлялся.
Фёдор вздрогнул и втянул голову в плечи, Жуков это для себя отметил.
– Никак нет.
– Хорошо, Катерина, – Миша указал на окна квартиры Реброва, – никуда не отлучалась?
– Никак нет, – с лица дворника исчезло выражение насторожённости, – она редко выходит.
– Хорошо, – сказал агент сыскной полиции и, погрозив пальцем, добавил тихим голосом, – ты думаю, понимаешь, что наш разговор остаётся в тайне для всех, иначе.
– Эт понимаю.
– Катерина в квартире? – ещё раз уточнил Миша.
– Так точно.
– Смотри у меня, – погрозил сквозь зубы, но как—то беззлобно Жуков и направился в квартиру господина Реброва.
Катя открыла дверь, на ней было ситцевое платье в мелкий красный цветочек, распущенные волосы подчёркивали широкие скулы, которые, однако, не портили красоты женщины.
– Вы к господину Реброву? – равнодушно спросила женщина.
– Нет, Катя, я к тебе, – улыбнулся Миша.
– Прошу, – Катя ступила в сторону, приглашая незнакомца пройти в квартиру, даже не выказав при этом удивления.
– Меня зовут Михаил Силантиевич, – произнёс Жуков, когда они вошли в гостиную, – и я – агент сыскного отделения, – женщина только махнула головой, памятуя, что ей говорили служанки, кухарки из соседних домов, «теперь начнут ходить», вот и получается: вчера был, сегодня новый пришёл, так и поведётся, – и меня больше интересуешь ты.
– Или Сергей, – тихо сказала Катя.
– Да, ты права, я больше заинтересован в Сергее Мякотине.
– Царство ему небесное, – Служанка перекрестилась.
– Ты, стало быть, все знаешь?
– Вчера узнала от вашего, – она запнулась, – штабс—капитана.
– Да, я знаю, поэтому неё буду отнимать много времени, вот ты говорила, что в день отъезда Мякотина—сына видела, как его на улице кто—то ждал.
– Да.
– Так вот, не припомнишь кто?
– Помню только тёмное пальто.
– Темное? Это какое – чёрное, серое, синее?
Женщина задумалась.
– Хорошо, у какого окна ты стояла?
Катя указала рукой, Миша подошёл к окну и выглянул на улицу. Место, которое указал ранее дворник, находилось почти напротив.
– Катя, ты стояла здесь, когда Мякотин встретился с незнакомцем.
– Ваша правда.
– Подойди, – служанка несмелыми шагами приблизилась к Жукову. – Он стоял вон там, – Миша указал рукой на угол дома.
– Да.
– Теперь закрой глаза и подумай о том человеке.
Катя послушно выполнила.
– Что ты видишь? Только не открывай глаза.
– Я, – служанка сжала губы и потом сказала, – высокий, в сером пальто, в руках теребит шапку, может что—то иное, светловолосый, – она умолкла.
– Лицо?
– Круглое, мне кажется, и ещё, – она открыла широко глаза, – брови.
– Что с ними?
– Тёмные.
– Тёмные? – Не понимающе спросил Миша.
– Волосы на голове светлые, а брови тёмные.
